Раздачи :: Кино - Наше Кино :: Пиры Валтасара, или Ночь со Сталиным / 1989 / РУ / DVDRip :: Комментарии
Для того, чтобы скачать раздачу - скачайте торрент-файл и запустите его при помощи клиента. Дополнительная информация на Форуме здесь. |
( Закрыть )
loading...
Комментарии ( Комментировать )
Историки, политологи, социологи - действующие учёные, имеющие докторские научные степени и профессорские должности, консультирующие (правда безрезультатно) нынешнюю власть по вопросам истории, политологии, социологии говорят (в СМИ) о том, что Сталин делал всё правильно, результатом чего и было мощное, сильное государство - СССР, разрушение которого началось с Хрущёва. Счастливое детство, родившихся в 50-х...70-х гг. прошлого века было обеспечено именно Сталиным, а не Хрущёвым и Брежневым. Что касается репрессий, то в годы горбачёвщины слишком уж мозги промыли населению извращением событий в годы сталинского руководства. Привело это к Горбачёвым спланированной цветной революции и разрушению СССР. Последствия этой промывки сказываются и сейчас. Что касается якобы репрессированных граждан СССР в сталинские годы, то их число заметно меньше числа россиян истреблённых за годы ельцинщины и путинщины. А по сравнению с царём Петром I Сталин - просто святой. При Петре I убыль населения и сокращение численности россиян были катастрофическими. С культом личности нужно бороться сейчас. Русские в РФ являются государствообразующей нацией, поскольку по численности существенно (в разы) превывышают совокупное количество граждан всех остальных наций, и попытки навязать культ Путина совершаются по сути инородцами типа Соловьёва, что очень очевидно, особенно в последнее время. Обычно такие сильно нагадят в России, а потом, не убравши за собой, сваливают на свою историческую родину, прихватив с собою русские капиталы.
- 26 марта 2018 в 16:44 | Ответить
На самом деле в фильме ничего особенного не было, смотрелся он в полупустых залах. Люди расходились от скуки. Много шума из ничего было. Да, набор хороших актёров, которым делать было нечего. Фильм не оправдал надежд тогда. Нечего смотреть. Алексей Петренко был прикольным, верно. И больше ничего от фильма не запомнилось. Мы смотрели его в зале с 15-20 зрителями вечером, в 1 500 кинозале, по тем временам солидный кинотеатр из которого сейчас сделали пятизальник.
Кинорежиссёр Юрий Кара мастер рекламы был на все свои фильмы, которые не особенно и смотрелись.
Кинорежиссёр Юрий Кара мастер рекламы был на все свои фильмы, которые не особенно и смотрелись.
Совсем немного не дожил до своего юбилея известный актер Алексей Петренко – сегодня ему исполнилось бы 80 лет. Все, за что бы ни брался Петренко, удавалось ему на славу, а брался он за многое. Довелось Алексею Петренко трудиться кузнецом, слесарем, матросом, пастухом, да и вообще не было ничего, чего бы он не умел делать. В актерской профессии Петренко также преуспел – созданные им образы несут с экрана сильнейшую энергетику природной необузданности и страсти, иногда даже наперекор режиссерской мысли. Про любую роль Алексея Петренко можно сказать: «заметный человек». Именно таким этот замечательный актер был и в жизни…
Приглашаем всех пользователей в группу Юбиляры 2018
Тема на форуме - «Юбиляры 2018»
Приглашаем всех пользователей в группу Юбиляры 2018
Тема на форуме - «Юбиляры 2018»
- AlexFabian
- 19 декабря 2016 в 19:24 | Ответить
Фильм отдаленно имеющий отношение к истории. Но история здесь лишь фон, где на первом плане выступают отношения людей и их характеры. Снят по мотивам одной из глав романа "Сандро из Чегема" одного из самых удивительных и величайших писателей советской эпохи - Фазиля Искандера. Образ дяди Сандро в романе по масштабности перекликается с Апулеевским Луцием, Ходжой Насреддином и Хикоити (герой японских сказок). Юрий Кара выбрал для экранизации одну из самых тяжелых глав - "Пиры Валтасара" и мастерски сделал эту главу полностью законченной. Удивительная плеяда отечественных актеров создает неповторимую атмосферу. Несомненная "платина" отечественного кинематографа.
Огромное спасибо раздающему.
Огромное спасибо раздающему.
- GoldFlower
- 2 сентября 2015 в 16:30 | Ответить
Сегодня Валентину Гафту - 80! «И как мне удалось вписаться в эту профессию, с такой-то внешностью!»... Может быть всё дело в том, что во внешности - ещё не всё дело? Ведь за ней, как драгоценные камни за толщей породы, оказались скрыты россыпи самых разнообразных талантов - от умения проникать в самую суть поставленной режиссёром задачи и тем самым блестяще решать её при любых жанровых обстоятельствах, до умения самому непрестанно режиссировать свой профессионализм и оттачивать мастерство. Как то перо, которому этот человек по праву доверил ещё один талант - быть гражданином Поэтом! «Его сарказм острей булавки. Жертв не на шутку напугав, Бьёт точно в цель. И даже шавки Бессильно лают: «Гафт-гафт-гафт!»
"Серпантинка".
Это название унаследовало и ущелье-тупик, где с середины 30-х годов появился странный объект, подведомственный НКВД. Обнесенный высоким забором из тяжелых лиственничных досок, в первое время он не вызывал у вольных жителей Хатыннаха особого любопытства: строят что-то, трактор с утра до вечера ревет, рабсилу - заключенных - и пешими колоннами с собаками конвоируют, и грузовиками везут... Удивляло лишь одно: никто кроме военных больше не выходил из ворот лагпункта и потом, если прислушаться, то сквозь рокот тракторных двигателей можно было услышать посторонние звуки, напоминающие хлопки выстрелов. Как бы то ни было, но очень скоро вся Колыма узнала о существовании в полутора километрах от Хатыннаха следственной тюрьмы "Серпантинка", где приводились в исполнение смертные приговоры, выносимые тройками-трибуналами в колымских лагерях.
Содержание обреченных на смерть людей в расстрельной тюрьме было поистине изуверским.
- В числе других заключенных я замыкал колонну, - рассказывал Михаил Евсеевич, - охранники впихивали нас в переполненный барак коленям и плечами. Люди лежали под нарами, сидели на них, стояли в проходе. Когда кто-то умирал, то тело продолжало стоять среди живых, поскольку ему некуда было упасть. Покойников забирали утром, когда в бараке устраивали "проветривание". Это значит, что нас выводили на мороз сначала в дощатый загон, где можно было справить нужду, правда, там было по щиколотку человеческих испражнений, потом - в другой загон, где каждому прямо из полевой кухни выдавалось по миске баланды (дневной рацион). После этого начинался обычный день: кого-то вызывал и на короткий допрос ради проформы, других партиями по 10-15 человек уводили на расстрел. Краем глаза я увидел этот жуткий задний дворик, когда в него вводили очередную группу приговоренных. По сути, это классический сельский вариант пункта забоя скота с той разницей, чтo дальняя сторона представляла собой бревенчатую стену, переходящую в земляной бруствер. Офицер быстро зачитывал приговор и отдавал бойцам приказ: "Привести приговор в исполнение". В этот же момент - уж не знаю кто - добавлял оборотов двум тракторным двигателям (самих тракторов не было), которые взревали, заглушая выстрелы.
Хоронили расстрелянных в длинных траншеях, серпантином опоясывающих близлежащие сопки. Рационализация заключалась в том, что грунт из верхней траншеи сбрасывался в нижнюю, где уже находились покойники, а стало быть, рытье верхних канав совпадало с закапыванием нижних, то есть погосты являлись по сути своей кладбищами-пирамидами.
Что же касается числа заключенных на Колыме (а точнее - в Севвостлаге и Дальстрое), то по данным ГАРФ, на 1 июля 1940 г. в них содержалось 190309 чел., на 1 июля 1941 г. - 166445 чел., на 1 января 1945 г. - 87335 чел., на 1 января 1949 г. (И.Ф. Никишов уехал с Колымы в конце 1948 г.) - 108685 чел. плюс 15378 чел. в недавно организованном особом лагере № 5 - Берлаге. Хранящиеся в этом же Архиве документы позволяют вывести и общее количество заключенных, завезенных в Дальстрой с 1932 по 1956 г. - 876043 человека. Зная, как умело чекисты скрывали свои преступления, указанные цифры можно смело умножить в три-пять раз.
Это название унаследовало и ущелье-тупик, где с середины 30-х годов появился странный объект, подведомственный НКВД. Обнесенный высоким забором из тяжелых лиственничных досок, в первое время он не вызывал у вольных жителей Хатыннаха особого любопытства: строят что-то, трактор с утра до вечера ревет, рабсилу - заключенных - и пешими колоннами с собаками конвоируют, и грузовиками везут... Удивляло лишь одно: никто кроме военных больше не выходил из ворот лагпункта и потом, если прислушаться, то сквозь рокот тракторных двигателей можно было услышать посторонние звуки, напоминающие хлопки выстрелов. Как бы то ни было, но очень скоро вся Колыма узнала о существовании в полутора километрах от Хатыннаха следственной тюрьмы "Серпантинка", где приводились в исполнение смертные приговоры, выносимые тройками-трибуналами в колымских лагерях.
Содержание обреченных на смерть людей в расстрельной тюрьме было поистине изуверским.
- В числе других заключенных я замыкал колонну, - рассказывал Михаил Евсеевич, - охранники впихивали нас в переполненный барак коленям и плечами. Люди лежали под нарами, сидели на них, стояли в проходе. Когда кто-то умирал, то тело продолжало стоять среди живых, поскольку ему некуда было упасть. Покойников забирали утром, когда в бараке устраивали "проветривание". Это значит, что нас выводили на мороз сначала в дощатый загон, где можно было справить нужду, правда, там было по щиколотку человеческих испражнений, потом - в другой загон, где каждому прямо из полевой кухни выдавалось по миске баланды (дневной рацион). После этого начинался обычный день: кого-то вызывал и на короткий допрос ради проформы, других партиями по 10-15 человек уводили на расстрел. Краем глаза я увидел этот жуткий задний дворик, когда в него вводили очередную группу приговоренных. По сути, это классический сельский вариант пункта забоя скота с той разницей, чтo дальняя сторона представляла собой бревенчатую стену, переходящую в земляной бруствер. Офицер быстро зачитывал приговор и отдавал бойцам приказ: "Привести приговор в исполнение". В этот же момент - уж не знаю кто - добавлял оборотов двум тракторным двигателям (самих тракторов не было), которые взревали, заглушая выстрелы.
Хоронили расстрелянных в длинных траншеях, серпантином опоясывающих близлежащие сопки. Рационализация заключалась в том, что грунт из верхней траншеи сбрасывался в нижнюю, где уже находились покойники, а стало быть, рытье верхних канав совпадало с закапыванием нижних, то есть погосты являлись по сути своей кладбищами-пирамидами.
Что же касается числа заключенных на Колыме (а точнее - в Севвостлаге и Дальстрое), то по данным ГАРФ, на 1 июля 1940 г. в них содержалось 190309 чел., на 1 июля 1941 г. - 166445 чел., на 1 января 1945 г. - 87335 чел., на 1 января 1949 г. (И.Ф. Никишов уехал с Колымы в конце 1948 г.) - 108685 чел. плюс 15378 чел. в недавно организованном особом лагере № 5 - Берлаге. Хранящиеся в этом же Архиве документы позволяют вывести и общее количество заключенных, завезенных в Дальстрой с 1932 по 1956 г. - 876043 человека. Зная, как умело чекисты скрывали свои преступления, указанные цифры можно смело умножить в три-пять раз.
Мерецков:
И ЦК ВКП(б), и Совет Народных Комиссаров уделяли огромное внимание вопросам обороны СССР. Судя по тому, как часто Секретариат ЦК партии интересовался состоянием Красной Армии, как обстоятельно и почти непрерывно вникал в ее жизнь И. В. Сталин, не будет преувеличением, если я скажу, что руководство партии все свои помыслы направляло на то, чтобы обеспечить безопасность социалистической державы, чтобы страна всегда была готова отразить удар врага. Ни одна крупная задача в области промышленности или сельского хозяйства, в сфере партийной, государственной или общественной деятельности не решалась без учета того, как связана она с укреплением обороноспособности СССР, как влияет на его международное положение и как отражается на росте мощи РККА. В течение того года с небольшим, что я пробыл в должности секретаря Главного военного совета, партия и правительство [170] приняли ряд решений по разным крупным военным мероприятиям, бившим в одну точку — укрепление обороноспособности страны. Любой наш успех в развитии народного хозяйства, любой поворот в международной обстановке тотчас сопровождались внесением необходимых коррективов в программу строительства армии. И наоборот, каждый существенный запрос со стороны РККА в свою очередь вызывал ответные меры, заставляя выдвигать перед оборонной промышленностью новые задачи.
И ЦК ВКП(б), и Совет Народных Комиссаров уделяли огромное внимание вопросам обороны СССР. Судя по тому, как часто Секретариат ЦК партии интересовался состоянием Красной Армии, как обстоятельно и почти непрерывно вникал в ее жизнь И. В. Сталин, не будет преувеличением, если я скажу, что руководство партии все свои помыслы направляло на то, чтобы обеспечить безопасность социалистической державы, чтобы страна всегда была готова отразить удар врага. Ни одна крупная задача в области промышленности или сельского хозяйства, в сфере партийной, государственной или общественной деятельности не решалась без учета того, как связана она с укреплением обороноспособности СССР, как влияет на его международное положение и как отражается на росте мощи РККА. В течение того года с небольшим, что я пробыл в должности секретаря Главного военного совета, партия и правительство [170] приняли ряд решений по разным крупным военным мероприятиям, бившим в одну точку — укрепление обороноспособности страны. Любой наш успех в развитии народного хозяйства, любой поворот в международной обстановке тотчас сопровождались внесением необходимых коррективов в программу строительства армии. И наоборот, каждый существенный запрос со стороны РККА в свою очередь вызывал ответные меры, заставляя выдвигать перед оборонной промышленностью новые задачи.
- 26 марта 2013 в 21:10 | Ответить
Рокосовский К.К.
Мне запомнился разговор, происходивший в моем присутствии между Г.К. Жуковым и И.В. Сталиным. Это было чуть позже, уже зимой. Сталин поручил Жукову провести небольшую операцию, кажется в районе станции Мга, чтобы чем-то облегчить положение ленинградцев. Жуков доказывал, что необходима крупная операция, только тогда цель будет достигнута. Сталин ответил:
– Все это хорошо, товарищ Жуков, но у нас нет средств, с этим надо считаться.
Жуков стоял на своем:
– Иначе ничего не выйдет. Одного желания мало. Сталин не скрывал своего раздражения, но Жуков не сдавался. Наконец Сталин сказал:
– Пойдите, товарищ Жуков, подумайте, вы пока свободны.
Мне понравилась прямота Георгия Константиновича. Но когда мы вышли, я сказал, что, по-моему, не следовало бы так резко разговаривать с Верховным Главнокомандующим. Жуков ответил:
– У нас еще не такое бывает.
Он был прав тогда: одного желания мало для боевого успеха. Но во время боев под Москвой Георгий Константинович часто сам забывал об этом.
Высокая требовательность – необходимая и важнейшая черта военачальника. Но железная воля у него всегда должна сочетаться с чуткостью к подчиненным, умением опираться на их ум и инициативу. Наш командующий в те тяжелые дни не всегда следовал этому правилу. Бывал он и несправедлив, как говорят, под горячую руку.
Спустя несколько дней после одного из бурных разговоров с командующим фронтом я ночью вернулся с истринской позиции, где шел жаркий бой. Дежурный доложил, что командарма вызывает к ВЧ Сталин.
Противник в то время потеснил опять наши части. Незначительно потеснил, но все же… Словом, идя к аппарату, я представлял, под впечатлением разговора с Жуковым, какие же громы ожидают меня сейчас. Во всяком случае приготовился к худшему.
Взял трубку и доложил о себе. В ответ услышал спокойный, ровный голос Верховного Главнокомандующего. Он спросил, какая сейчас обстановка на истринском рубеже. Докладывая об этом, я сразу же пытался сказать о намеченных мерах противодействия. Но Сталин мягко остановил, сказав, что о моих мероприятиях говорить не надо. Тем подчеркивалось доверие к командарму. В заключение разговора Сталин спросил, тяжело ли нам. Получив утвердительный ответ, он с пониманием сказал:
– Прошу продержаться еще некоторое время, мы вам поможем…
Нужно ли добавлять, что такое внимание Верховного Главнокомандующего означало очень многое для тех, кому оно уделялось. А теплый, отеческий тон подбадривал, укреплял уверенность. Не говорю уже, что к утру прибыла в армию и обещанная помощь – полк «катюш», два противотанковых полка, четыре роты с противотанковыми ружьями и три батальона танков. Да еще Сталин прислал свыше двух тысяч москвичей на пополнение. А нам тогда даже самое небольшое пополнение было до крайности необходимо.
Мне запомнился разговор, происходивший в моем присутствии между Г.К. Жуковым и И.В. Сталиным. Это было чуть позже, уже зимой. Сталин поручил Жукову провести небольшую операцию, кажется в районе станции Мга, чтобы чем-то облегчить положение ленинградцев. Жуков доказывал, что необходима крупная операция, только тогда цель будет достигнута. Сталин ответил:
– Все это хорошо, товарищ Жуков, но у нас нет средств, с этим надо считаться.
Жуков стоял на своем:
– Иначе ничего не выйдет. Одного желания мало. Сталин не скрывал своего раздражения, но Жуков не сдавался. Наконец Сталин сказал:
– Пойдите, товарищ Жуков, подумайте, вы пока свободны.
Мне понравилась прямота Георгия Константиновича. Но когда мы вышли, я сказал, что, по-моему, не следовало бы так резко разговаривать с Верховным Главнокомандующим. Жуков ответил:
– У нас еще не такое бывает.
Он был прав тогда: одного желания мало для боевого успеха. Но во время боев под Москвой Георгий Константинович часто сам забывал об этом.
Высокая требовательность – необходимая и важнейшая черта военачальника. Но железная воля у него всегда должна сочетаться с чуткостью к подчиненным, умением опираться на их ум и инициативу. Наш командующий в те тяжелые дни не всегда следовал этому правилу. Бывал он и несправедлив, как говорят, под горячую руку.
Спустя несколько дней после одного из бурных разговоров с командующим фронтом я ночью вернулся с истринской позиции, где шел жаркий бой. Дежурный доложил, что командарма вызывает к ВЧ Сталин.
Противник в то время потеснил опять наши части. Незначительно потеснил, но все же… Словом, идя к аппарату, я представлял, под впечатлением разговора с Жуковым, какие же громы ожидают меня сейчас. Во всяком случае приготовился к худшему.
Взял трубку и доложил о себе. В ответ услышал спокойный, ровный голос Верховного Главнокомандующего. Он спросил, какая сейчас обстановка на истринском рубеже. Докладывая об этом, я сразу же пытался сказать о намеченных мерах противодействия. Но Сталин мягко остановил, сказав, что о моих мероприятиях говорить не надо. Тем подчеркивалось доверие к командарму. В заключение разговора Сталин спросил, тяжело ли нам. Получив утвердительный ответ, он с пониманием сказал:
– Прошу продержаться еще некоторое время, мы вам поможем…
Нужно ли добавлять, что такое внимание Верховного Главнокомандующего означало очень многое для тех, кому оно уделялось. А теплый, отеческий тон подбадривал, укреплял уверенность. Не говорю уже, что к утру прибыла в армию и обещанная помощь – полк «катюш», два противотанковых полка, четыре роты с противотанковыми ружьями и три батальона танков. Да еще Сталин прислал свыше двух тысяч москвичей на пополнение. А нам тогда даже самое небольшое пополнение было до крайности необходимо.
- 26 марта 2013 в 21:09 | Ответить
Н.Г.Кузнецов (адмирал флота, командующий ВМФ СССР):
Я воспользовался обсуждением дальневосточных проблем, чтобы поднять вопрос о получении от США боевых кораблей по ленд-лизу. Список нужных нам кораблей был у меня в папке, но для разговора все не находился повод. Выбрав удобный момент, я обратился к И. В. Сталину. Он ответил, что для решения этого вопроса время еще не пришло.
Конференция и связанные с нею заботы отнимали у И. В. Сталина очень много времени. Тем не менее он успевал следить за положением на фронтах, принимать решения, связанные с боевыми действиями войск. В Кореиз, в Юсуповский дворец, приезжали командующие фронтами и армиями. Сталин беседовал с ними обычно в присутствии Антонова, у которого всегда под рукой оказывались карты с уже нанесенной обстановкой и с графическим изображением будущей операции.
За несколько часов до очередного заседания конференции Сталин собирал членов делегации, давал почти каждому определенное задание: изучить такой-то вопрос, то-то выяснить, с тем-то связаться. Чувствовалось, что он тщательно и всесторонне готовится к каждой встрече с главами союзных держав. Сталин обладал превосходной памятью и все же не полагался на нее. Еще и еще раз все проверял, просматривал документы, записи, выслушивал мнения членов делегации.
Он и других учил не полагаться на память. Я помню, он как-то спросил меня:
— А почему вы не записываете?
— Я запомню.
— Все запомнить невозможно. К тому же запись [463] приучает к точности.
С тех пор я всегда имел при себе блокнот и карандаш.
Перед обсуждением вопроса о выделении американских кораблей по ленд-лизу для Тихоокеанского флота Сталин специально вызвал меня и спросил, готов ли я ответить на все вопросы, которые могут возникнуть по этому поводу за "круглым столом".
Поражало спокойствие Сталина. В самые жаркие моменты спора, когда Черчилль не мог усидеть на месте, Сталин оставался сдержанным и невозмутимым, говорил ровным голосом, как всегда взвешивая каждое слово. И выходил из спора победителем. Его железная логика сокрушала все хитросплетения оппонента.
В дни Крымской конференции Верховный Главнокомандующий обыкновенно заслушивал доклады генерала А. И. Антонова о положении на фронтах дважды в день — утром и вечером. У меня осталось впечатление, что утренний доклад был коротким, а вечером начальник Генерального штаба более обстоятельно излагал обстановку на фронтах и получал указания на следующий день.
Я воспользовался обсуждением дальневосточных проблем, чтобы поднять вопрос о получении от США боевых кораблей по ленд-лизу. Список нужных нам кораблей был у меня в папке, но для разговора все не находился повод. Выбрав удобный момент, я обратился к И. В. Сталину. Он ответил, что для решения этого вопроса время еще не пришло.
Конференция и связанные с нею заботы отнимали у И. В. Сталина очень много времени. Тем не менее он успевал следить за положением на фронтах, принимать решения, связанные с боевыми действиями войск. В Кореиз, в Юсуповский дворец, приезжали командующие фронтами и армиями. Сталин беседовал с ними обычно в присутствии Антонова, у которого всегда под рукой оказывались карты с уже нанесенной обстановкой и с графическим изображением будущей операции.
За несколько часов до очередного заседания конференции Сталин собирал членов делегации, давал почти каждому определенное задание: изучить такой-то вопрос, то-то выяснить, с тем-то связаться. Чувствовалось, что он тщательно и всесторонне готовится к каждой встрече с главами союзных держав. Сталин обладал превосходной памятью и все же не полагался на нее. Еще и еще раз все проверял, просматривал документы, записи, выслушивал мнения членов делегации.
Он и других учил не полагаться на память. Я помню, он как-то спросил меня:
— А почему вы не записываете?
— Я запомню.
— Все запомнить невозможно. К тому же запись [463] приучает к точности.
С тех пор я всегда имел при себе блокнот и карандаш.
Перед обсуждением вопроса о выделении американских кораблей по ленд-лизу для Тихоокеанского флота Сталин специально вызвал меня и спросил, готов ли я ответить на все вопросы, которые могут возникнуть по этому поводу за "круглым столом".
Поражало спокойствие Сталина. В самые жаркие моменты спора, когда Черчилль не мог усидеть на месте, Сталин оставался сдержанным и невозмутимым, говорил ровным голосом, как всегда взвешивая каждое слово. И выходил из спора победителем. Его железная логика сокрушала все хитросплетения оппонента.
В дни Крымской конференции Верховный Главнокомандующий обыкновенно заслушивал доклады генерала А. И. Антонова о положении на фронтах дважды в день — утром и вечером. У меня осталось впечатление, что утренний доклад был коротким, а вечером начальник Генерального штаба более обстоятельно излагал обстановку на фронтах и получал указания на следующий день.
- 26 марта 2013 в 21:08 | Ответить
Работники Генштаба и представители Ставки развертывали карты на большом столе и стоя докладывали Верховному обстановку на фронтах, иногда пользуясь записями. И. В. Сталин слушал, обычно расхаживая по кабинету медленным широким шагом, вразвалку. Время от времени он подходил к большому столу и, наклонившись, пристально рассматривал разложенную карту. Изредка он возвращался к своему столу, брал коробку папирос «Герцеговина Флор», разрывал несколько папирос и медленно набивал трубку табаком.
Стиль работы, как правило, был деловой, без нервозности, свое мнение могли высказать все. Верховный ко всем обращался одинаково — строго и официально. Он умел внимательно слушать, когда ему докладывали со знанием дела. Сам он был немногословен и многословия других не любил, часто останавливал разговорившегося репликами — «короче!», «яснее!». Совещания открывал без вводных, вступительных слов. Говорил тихо, свободно, только по существу вопроса. Был лаконичен, формулировал мысли ясно.
И. В. Сталин требовал ежедневных докладов о положении дел на фронтах. Чтобы идти на доклад к Верховному Главнокомандующему, нужно было быть хорошо подготовленным. Явиться, скажем, с картами, на которых имелись хоть какие-то «белые пятна», сообщать ориентировочные или тем более преувеличенные данные было невозможно. Он не терпел ответов наугад, требовал исчерпывающей полноты и ясности.
У Верховного было какое-то особое чутье на слабые места в докладах или документах, он тут же их находил и строго взыскивал за нечеткую информацию. Обладая цепкой памятью, он хорошо помнил сказанное и не упускал случая довольно резко отчитать за забытое. Поэтому штабные документы мы старались готовить со всей тщательностью, на какую только были тогда способны.
При всей тяжести положения на фронтах, особенно в начале войны, когда еще не был окончательно отработан ритм жизни в боевых условиях, к чести руководящего состава Генштаба, я должен сказать, что в целом в Генеральном штабе сразу же установилась деловая и творческая обстановка, хотя напряженность работы в те дни достигла крайних пределов.
На протяжении всей войны я не терял ни личной, ни служебной связи с Генштабом, который немало помогал мне во фронтовых делах, при подготовке и осуществлении операций. Генштаб, как правило, квалифицированно и оперативно разрабатывал проекты директив Верховного Главнокомандования, строго следил за выполнением его указаний, руководил работой штабов фронтов, армий, объединений всех видов вооруженных сил и родов войск, авторитетно докладывал большие и важные вопросы Ставке Верховного Главнокомандования.
Свои суждения по важным вопросам И. В. Сталин во многом строил на основе докладов представителей Ставки, посылавшихся [339] им в войска, из выводов Генерального штаба, мнений и предложений командования фронтов и специальных сообщений.
Стиль работы, как правило, был деловой, без нервозности, свое мнение могли высказать все. Верховный ко всем обращался одинаково — строго и официально. Он умел внимательно слушать, когда ему докладывали со знанием дела. Сам он был немногословен и многословия других не любил, часто останавливал разговорившегося репликами — «короче!», «яснее!». Совещания открывал без вводных, вступительных слов. Говорил тихо, свободно, только по существу вопроса. Был лаконичен, формулировал мысли ясно.
И. В. Сталин требовал ежедневных докладов о положении дел на фронтах. Чтобы идти на доклад к Верховному Главнокомандующему, нужно было быть хорошо подготовленным. Явиться, скажем, с картами, на которых имелись хоть какие-то «белые пятна», сообщать ориентировочные или тем более преувеличенные данные было невозможно. Он не терпел ответов наугад, требовал исчерпывающей полноты и ясности.
У Верховного было какое-то особое чутье на слабые места в докладах или документах, он тут же их находил и строго взыскивал за нечеткую информацию. Обладая цепкой памятью, он хорошо помнил сказанное и не упускал случая довольно резко отчитать за забытое. Поэтому штабные документы мы старались готовить со всей тщательностью, на какую только были тогда способны.
При всей тяжести положения на фронтах, особенно в начале войны, когда еще не был окончательно отработан ритм жизни в боевых условиях, к чести руководящего состава Генштаба, я должен сказать, что в целом в Генеральном штабе сразу же установилась деловая и творческая обстановка, хотя напряженность работы в те дни достигла крайних пределов.
На протяжении всей войны я не терял ни личной, ни служебной связи с Генштабом, который немало помогал мне во фронтовых делах, при подготовке и осуществлении операций. Генштаб, как правило, квалифицированно и оперативно разрабатывал проекты директив Верховного Главнокомандования, строго следил за выполнением его указаний, руководил работой штабов фронтов, армий, объединений всех видов вооруженных сил и родов войск, авторитетно докладывал большие и важные вопросы Ставке Верховного Главнокомандования.
Свои суждения по важным вопросам И. В. Сталин во многом строил на основе докладов представителей Ставки, посылавшихся [339] им в войска, из выводов Генерального штаба, мнений и предложений командования фронтов и специальных сообщений.
- 26 марта 2013 в 21:07 | Ответить
Г.К.Жуков:
Читатели первого издания моей книги не раз спрашивали меня, были ли ошибки в работе Ставки и И. В. Сталина как Верховного Главнокомандующего?
В тех разделах книги, где рассматриваются конкретные события войны, я рассказал о некоторых ошибках и просчетах в руководстве вооруженными силами, которые имели место. Выше я уже говорил, что с накоплением опыта ведения войны ошибки и просчеты [337] умело исправлялись, их становилось все меньше и меньше.
И. В. Сталин внес большой личный вклад в дело завоевания победы над фашистской Германией и ее союзниками. Авторитет его был чрезвычайно велик, и поэтому назначение Сталина Верховным Главнокомандующим было воспринято народом и войсками положительно.
Конечно, в начале войны, до Сталинградской битвы, у Верховного были ошибки, которые бывают, как известно, у каждого. Он их глубоко продумал и не только внутренне переживал, а стремился извлечь из них опыт и впредь не допускать.
Опираясь на всестороннюю помощь ЦК и организаторскую деятельность партии на местах, горячий патриотизм советского народа, поднявшегося на священную войну с фашизмом. Верховный Главнокомандующий умело справился со своими обязанностями на этом высоком посту.
Очень хорошо сказал Михаил Шолохов в интервью газете «Комсомольская правда» в дни 25-летия победы над фашистской Германией: «Нельзя оглуплять и принижать деятельность Сталина в тот период. Во-первых, это нечестно, а во-вторых, вредно для страны, для советских людей, и не потому, что победителей не судят, а прежде всего потому, что "ниспровержение" не отвечает истине».
К этим словам М. А. Шолохова вряд ли можно что добавить. Они точны и справедливы. Верховный Главнокомандующий сделал все возможное, чтобы Ставка, ее рабочий аппарат — Генеральный штаб и Военные советы фронтов стали подлинно мудрыми и искусными военными помощниками партии в деле достижения победы над фашистской Германией.
И. В. Сталин обычно работал в Кремле в своем рабочем кабинете. Это была просторная, довольно светлая комната, стены которой были обшиты мореным дубом. В ней стоял длинный, покрытый зеленым сукном стол. На стенах — портреты Маркса, Энгельса, Ленина. Во время войны появились, кроме того, портреты Суворова и Кутузова. Жесткие стулья, никаких лишних предметов. Огромный глобус помещался в соседней комнате, рядом с ним — стол, на стенах различные карты мира.
В глубине кабинета у закрытого окна стоял рабочий стол И. В. Сталина, всегда заваленный документами, бумагами, картами. Здесь были телефоны ВЧ и внутри-кремлевские, лежала стопка отточенных цветных карандашей. И. В. Сталин обычно делал свои записи синим карандашом, писал быстро, размашисто, разборчиво.
Вход в кабинет вел через проходную комнату А. Н. Поскребышева и небольшое помещение начальника личной охраны Верховного Главнокомандующего. За кабинетом — небольшая комната отдыха. В комнате связи стояли телеграфные аппараты для переговоров с командующими фронтами и представителями Ставки. [338]
Читатели первого издания моей книги не раз спрашивали меня, были ли ошибки в работе Ставки и И. В. Сталина как Верховного Главнокомандующего?
В тех разделах книги, где рассматриваются конкретные события войны, я рассказал о некоторых ошибках и просчетах в руководстве вооруженными силами, которые имели место. Выше я уже говорил, что с накоплением опыта ведения войны ошибки и просчеты [337] умело исправлялись, их становилось все меньше и меньше.
И. В. Сталин внес большой личный вклад в дело завоевания победы над фашистской Германией и ее союзниками. Авторитет его был чрезвычайно велик, и поэтому назначение Сталина Верховным Главнокомандующим было воспринято народом и войсками положительно.
Конечно, в начале войны, до Сталинградской битвы, у Верховного были ошибки, которые бывают, как известно, у каждого. Он их глубоко продумал и не только внутренне переживал, а стремился извлечь из них опыт и впредь не допускать.
Опираясь на всестороннюю помощь ЦК и организаторскую деятельность партии на местах, горячий патриотизм советского народа, поднявшегося на священную войну с фашизмом. Верховный Главнокомандующий умело справился со своими обязанностями на этом высоком посту.
Очень хорошо сказал Михаил Шолохов в интервью газете «Комсомольская правда» в дни 25-летия победы над фашистской Германией: «Нельзя оглуплять и принижать деятельность Сталина в тот период. Во-первых, это нечестно, а во-вторых, вредно для страны, для советских людей, и не потому, что победителей не судят, а прежде всего потому, что "ниспровержение" не отвечает истине».
К этим словам М. А. Шолохова вряд ли можно что добавить. Они точны и справедливы. Верховный Главнокомандующий сделал все возможное, чтобы Ставка, ее рабочий аппарат — Генеральный штаб и Военные советы фронтов стали подлинно мудрыми и искусными военными помощниками партии в деле достижения победы над фашистской Германией.
И. В. Сталин обычно работал в Кремле в своем рабочем кабинете. Это была просторная, довольно светлая комната, стены которой были обшиты мореным дубом. В ней стоял длинный, покрытый зеленым сукном стол. На стенах — портреты Маркса, Энгельса, Ленина. Во время войны появились, кроме того, портреты Суворова и Кутузова. Жесткие стулья, никаких лишних предметов. Огромный глобус помещался в соседней комнате, рядом с ним — стол, на стенах различные карты мира.
В глубине кабинета у закрытого окна стоял рабочий стол И. В. Сталина, всегда заваленный документами, бумагами, картами. Здесь были телефоны ВЧ и внутри-кремлевские, лежала стопка отточенных цветных карандашей. И. В. Сталин обычно делал свои записи синим карандашом, писал быстро, размашисто, разборчиво.
Вход в кабинет вел через проходную комнату А. Н. Поскребышева и небольшое помещение начальника личной охраны Верховного Главнокомандующего. За кабинетом — небольшая комната отдыха. В комнате связи стояли телеграфные аппараты для переговоров с командующими фронтами и представителями Ставки. [338]
- 26 марта 2013 в 21:06 | Ответить
Г.К.Жуков:
С образованием Государственного Комитета Обороны и созданием Ставки Верховного Главнокомандования, во главе которых находилось одно и то же лицо — Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) и Председатель Совета Народных Комиссаров, было завершено создание структуры государственного и военного руководства [314] войной. Центральный Комитет партии обеспечивал единство действий всех партийных, государственных, военных и хозяйственный органов.
Теперь я начал работать непосредственно с И. В. Сталиным. Раньше мне не приходилось так близко с ним соприкасаться, и первое время я чувствовал некоторую скованность в его присутствии. К тому же сказывался мой недостаточный опыт в стратегических вопросах, и я не был уверен в точности своих прогнозов.
На первых порах И. В. Сталин разговаривал со мной мало. Чувствовалось, что он внимательно приглядывается ко мне и твердого мнения обо мне как начальнике Генерального штаба, у него пока еще не сложилось.
Но по мере того как накапливался опыт, я стал смелее и увереннее высказывать свои суждения и замечал, что И. В. Сталин начал к ним все больше прислушиваться.
…
Представители Ставки назначались из числа наиболее подготовленных военачальников. Они во всех тонкостях знали обстановку и, как правило, являлись участниками разработки замысла и плана предстоящих операций. Ставка Верховного Главнокомандования неуклонно требовала от своих представителей руководства и полной ответственности за решение операции и наделяла их для этой цели всей полнотой власти. Позволю в этой связи [321] процитировать одну из телеграмм И. В. Сталина представителю Ставки на Крымском фронте Л. З. Мехлису в мае 1942 года.
Уловив в телеграмме Л. З. Мехлиса попытку уйти от ответственности за серьезные неудачи советских войск на Керченском полуострове, И. В. Сталин пишет ему:
«Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дело Крымфронта. Эта позиция очень удобна, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте вы— не посторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки, отвечающий за все успехи и неуспехи фронта и обязанный исправлять ошибки командования. (Выделено мною. — Г. Ж.) Вы вместе с командованием отвечаете за то, что левый фланг фронта оказался из рук вон слабым. Если вся «обстановка показывала, что с утра противник будет наступать!», а вы не приняли всех мер к организации отпора, ограничившись пассивной критикой, то тем хуже для вас. Значит, вы еще не поняли, что вы посланы на Крымфронт не в качестве Госконтроля, а как ответственный представитель Ставки...»{51} (Выделено мною. — Г. Ж.)
Вряд ли нужны какие-либо комментарии к этому весьма четкому документу, определяющему обязанности представителя Ставки Верховного Главнокомандования.
…
От представителей Ставки Верховный требовал ежедневных докладов или донесений о ходе подготовки и проведении операций. Особо важные оценки обстановки и предложения по новым операциям, по указанию И.В. Сталина, писались от руки в одном [323] экземпляре и доставлялись ему через А. Н. Поскребышева. Если по каким-либо причинам в течение суток не поступало докладов от представителей Ставки, Верховный сам звонил им по ВЧ и спрашивал: «Вам что, сегодня не о чем доложить?»
Припоминаю в этой связи один случай. Как-то в конце сентября 1942 года Верховный вызвал в Ставку из района Сталинграда меня и Г. М. Маленкова. После того, как я доложил обстановку, И. В. Сталин строго спросил Г. М. Маленкова:
— А почему вы, товарищ Маленков, в течение трех недель не информировали нас о делах в районе Сталинграда?
— Товарищ Сталин, я ежедневно подписывал донесения, которые посылал вам Жуков, — ответил Г.М. Маленков.
— Мы посылали вас не в качестве комиссара к Жукову, а как члена ГКО, и вы должны были нас информировать, — строго сказал И. В. Сталин.
…
И. В. Сталин в годы войны выполнял пять обязанностей. Кроме Верховного Главнокомандующего, он оставался на посту Генерального секретаря ЦК ВКП(б), был Председателем Совета Народных Комиссаров СССР и Председателем Государственного Комитета Обороны, являлся народным комиссаром обороны. Работал он напряженно, по 15—16 часов в сутки.
…
Деятельность Ставки неотделима от имени И. В. Сталина. В годы войны я часто с ним встречался. В большинстве случаев это были официальные встречи, на которых решались вопросы руководства ходом войны. Но даже простое приглашение на обед всегда использовалось в этих же целях. Мне очень нравилось в работе И. В. Сталина полное отсутствие формализма. Все, что делалось им по линии Ставки или ГКО, делалось так, чтобы принятые этими высокими органами решения начинали выполняться тотчас же, а ход выполнения их строго и неуклонно контролировался лично Верховным или, по его указанию, другими руководящими лицами или организациями.
…
Читатели первого издания моей книги не раз спрашивали меня, были ли ошибки в работе Ставки и И. В. Сталина как Верховного Главнокомандующего?
В тех разделах книги, где рассматриваются конкретные события войны,
С образованием Государственного Комитета Обороны и созданием Ставки Верховного Главнокомандования, во главе которых находилось одно и то же лицо — Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) и Председатель Совета Народных Комиссаров, было завершено создание структуры государственного и военного руководства [314] войной. Центральный Комитет партии обеспечивал единство действий всех партийных, государственных, военных и хозяйственный органов.
Теперь я начал работать непосредственно с И. В. Сталиным. Раньше мне не приходилось так близко с ним соприкасаться, и первое время я чувствовал некоторую скованность в его присутствии. К тому же сказывался мой недостаточный опыт в стратегических вопросах, и я не был уверен в точности своих прогнозов.
На первых порах И. В. Сталин разговаривал со мной мало. Чувствовалось, что он внимательно приглядывается ко мне и твердого мнения обо мне как начальнике Генерального штаба, у него пока еще не сложилось.
Но по мере того как накапливался опыт, я стал смелее и увереннее высказывать свои суждения и замечал, что И. В. Сталин начал к ним все больше прислушиваться.
…
Представители Ставки назначались из числа наиболее подготовленных военачальников. Они во всех тонкостях знали обстановку и, как правило, являлись участниками разработки замысла и плана предстоящих операций. Ставка Верховного Главнокомандования неуклонно требовала от своих представителей руководства и полной ответственности за решение операции и наделяла их для этой цели всей полнотой власти. Позволю в этой связи [321] процитировать одну из телеграмм И. В. Сталина представителю Ставки на Крымском фронте Л. З. Мехлису в мае 1942 года.
Уловив в телеграмме Л. З. Мехлиса попытку уйти от ответственности за серьезные неудачи советских войск на Керченском полуострове, И. В. Сталин пишет ему:
«Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дело Крымфронта. Эта позиция очень удобна, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте вы— не посторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки, отвечающий за все успехи и неуспехи фронта и обязанный исправлять ошибки командования. (Выделено мною. — Г. Ж.) Вы вместе с командованием отвечаете за то, что левый фланг фронта оказался из рук вон слабым. Если вся «обстановка показывала, что с утра противник будет наступать!», а вы не приняли всех мер к организации отпора, ограничившись пассивной критикой, то тем хуже для вас. Значит, вы еще не поняли, что вы посланы на Крымфронт не в качестве Госконтроля, а как ответственный представитель Ставки...»{51} (Выделено мною. — Г. Ж.)
Вряд ли нужны какие-либо комментарии к этому весьма четкому документу, определяющему обязанности представителя Ставки Верховного Главнокомандования.
…
От представителей Ставки Верховный требовал ежедневных докладов или донесений о ходе подготовки и проведении операций. Особо важные оценки обстановки и предложения по новым операциям, по указанию И.В. Сталина, писались от руки в одном [323] экземпляре и доставлялись ему через А. Н. Поскребышева. Если по каким-либо причинам в течение суток не поступало докладов от представителей Ставки, Верховный сам звонил им по ВЧ и спрашивал: «Вам что, сегодня не о чем доложить?»
Припоминаю в этой связи один случай. Как-то в конце сентября 1942 года Верховный вызвал в Ставку из района Сталинграда меня и Г. М. Маленкова. После того, как я доложил обстановку, И. В. Сталин строго спросил Г. М. Маленкова:
— А почему вы, товарищ Маленков, в течение трех недель не информировали нас о делах в районе Сталинграда?
— Товарищ Сталин, я ежедневно подписывал донесения, которые посылал вам Жуков, — ответил Г.М. Маленков.
— Мы посылали вас не в качестве комиссара к Жукову, а как члена ГКО, и вы должны были нас информировать, — строго сказал И. В. Сталин.
…
И. В. Сталин в годы войны выполнял пять обязанностей. Кроме Верховного Главнокомандующего, он оставался на посту Генерального секретаря ЦК ВКП(б), был Председателем Совета Народных Комиссаров СССР и Председателем Государственного Комитета Обороны, являлся народным комиссаром обороны. Работал он напряженно, по 15—16 часов в сутки.
…
Деятельность Ставки неотделима от имени И. В. Сталина. В годы войны я часто с ним встречался. В большинстве случаев это были официальные встречи, на которых решались вопросы руководства ходом войны. Но даже простое приглашение на обед всегда использовалось в этих же целях. Мне очень нравилось в работе И. В. Сталина полное отсутствие формализма. Все, что делалось им по линии Ставки или ГКО, делалось так, чтобы принятые этими высокими органами решения начинали выполняться тотчас же, а ход выполнения их строго и неуклонно контролировался лично Верховным или, по его указанию, другими руководящими лицами или организациями.
…
Читатели первого издания моей книги не раз спрашивали меня, были ли ошибки в работе Ставки и И. В. Сталина как Верховного Главнокомандующего?
В тех разделах книги, где рассматриваются конкретные события войны,
Величие Искандера в том, что он - ничей писатель. Абсолютно честный человек, каких в СССРе были считанные единицы. Да и сейчас не больше. Не зря "Сандро из Чегема" полностью в СССР никогда не издавался, только отдельные главы и под другими названиями. Так что смотрите, сталинисты, и истекайте дерьмом.