Сегодня исполняется 90 лет со дня рождения Булата Окуджавы. Наверное недаром этот человек родился в День Победы, ведь он впоследствии стал одним из первых, кто "рассказал" нам о ней... "Горит и кружится планета, Над нашей Родиною дым, И значит, нам нужна одна победа, Одна на всех, мы за ценой не постоим." Ему выпало на роду самому пройти дорогами войны, многое пережить и затем, "вооружившись" своим талантливым пером, явить миру и свою собственную победу - победу над временем. Ведь его творчество - часть нашей культуры, его поэзия - наш учебник человечности, его песни - душа нашего народа... И поэтому его "Молитва" - без малого о каждом из нас: "Пока Земля еще вертится, пока еще ярок свет, Господи, дай же ты каждому, чего у него нет: мудрому дай голову, трусливому дай коня, дай счастливому денег... И не забудь про меня."

Большое спасибо! Судьба Мастера, которая пишется после жизни, еще не написана..она пишется вот уже много лет после его ухода...
"...Когда-то было сказано, что профессионалом следует быть во всем, кроме любви. Булат Окуджава был великим дилетантом. Словно не зная - а может, и в самом деле не зная - ничего об освоенных человечеством пространствах цинизма и об усвоенных человечеством уроках пошлости, он говорил как об откровении о любви и о страстном гнете дружбы, об асфальте, из которого вырастали дома и дворы его арбатства, чьим самопровозглашенным, но абсолютным монархом он был.
Как всякий дилетант неуверенный, но святой в своей неопытности, Окуджава говорил всегда и только шепотом. Впрочем, это был шепот особого качества - не существовало души, которая не подчинилась бы этому шепоту как повелительному "сезаму" и не открылась настежь, сама желая и страждя вступления поэта в ее суверенный космос.
Hо все дело как раз и было в том, что Окуджава не был неопытным, он знал цену времени, ибо у времени не было грани, которая бы не оставила в нем след. След кровоточащий. Репрессии, фронт, мОрок послевоенных лет, обманутые надежды оттепели, смурной реваншизм брежневщины. Как и всякий другой, Окуджава был не "со своим народом", а был _собственно_ народом. И потому озаренно ушел в кругосветку магнитофонных бобин, и тем обрел неподконтрольность, неподцензурность, стал Hациональным Согласием.
Если Высоцкий кричал и в его крике хрипело время, билось и корчилось несвободное "Я", то Окуджава заговаривал время, рассказывая ему, какое оно, впрочем, не совсем зловредное, ибо виноградную косточку можно в землю зарыть, и не убирать ладони со лба, по апрелю отдежурить, и во всякую ночь случится последний троллебус. А если уж совсем невмоготу, то капли датского короля пейте, кавалеры.
Мне иногда кажется, что Окуджава как никто другой умел разговаривать с окружающей его жизнью по-отцовски, будто жизнь - такой маленький с ссадинами на коленках и на локтях мальчишечка, бегающий по переулкам и рыскающий по чердакам днями напролет. А потом прибегает домой голодный, продрогший, уязвленный, утыкается мордочкой в отцовскую грудь. Отец молчит, прижимая его к себе изо всех сил, мальчишечка затихает, умиротворенный.
Во всяком времени существуют пророки. У всякого времени свои пророки. Бувают гневливые, бывают страстные, бывают непримиримые. Бывают столь требовательные, что жить рядом с ними невмоготу. Бывают и судьи у поколений, бывают и учителя поколений. Кем был Окуджава? Hаверное, климатом поколения, бразильским лесом, где формируется климат планеты, сельвой Амазонки. Вне Окуджавы могло быть всяко - невыносимо душно, пронизывающе сыро, затхло. Вне Окуджавы сердце вырывалось наружу и билось на грани взрыва. И следовало просто нажать кнопку: "И друзей созову, на любовь свое сердце настрою, а иначе зачем на земле этой вечной живу..." "Эхо Москвы", 15 июня 1997..." Программа "Бессонница"