"За парадным столом со скатертью, изгаженной вином и жиром, в господском доме пируют, блудят, дерутся, харкают слепой, прокажённый, хромой, шлюха, беременная нищенка и прочая жадная, злобная и подлая шваль, которую приютила поневоле отвергшая монашество Виридиана в поместье своего дяди дона Хайме... Кадр застывает, когда одна из девок "фотографирует" нищих, закинув юбки на голову, и оказывается, что его композиция — один к одному "Тайная вечеря" Леонардо".

Михаил Трофименков
Мир чудовищен. Быть может, он гораздо чудовищней, нежели наше воображение в силах нарисовать. Человек способен достичь наинизшей точки нравственного падения - это очевидно каждому, кто ещё не утратил способности мыслить и чувствовать.
Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом. Он даёт человеку шанс. Мизантроп Бунюэль – нет. Думаю, не ошибусь, если предположу, что автор бьёт этой картиной все рекорды численности босховских харь на экране. Едва ли кто-то из персонажей способен вызвать сострадание или хотя бы понимание. Люди безнадёжны, и даже, казалось бы, малозначительный эпизод с двумя собаками - то есть, ещё до завершения фильма, - окончательно утверждает в мысли о тщете каких бы то ни было усилий. Здесь нет и следа сопротивления злу, да собственно и добра нет (даже под стремлением Виридианы совершать добро видятся лишь слепота и глупость, и в этом - одна из злых насмешек автора), и шансов на спасение – ни малейших. Идея известно куда вымощенной благими намерениями дороги, а также проваленного человечеством "экзамена" на человечность впоследствии будет не раз принята на вооружение и по-разному обыграна кинематографистами.
Всё было встарь, всё повторится снова. Но вряд ли сладок узнаванья миг.
Бунюэль черпает сюжеты в сновидениях, но "Виридиана" невероятно, пугающе реалистична. При отсутствии откровенных сцен фильм вызывает ужас и омерзение, и в то же время восхищение простотой формы, безупречностью исполнения. Посмотрев фильм в Мехико, Витторио Де Сика вышел из зала в ужасе. А что, если режиссёр того и добивался – ужаса и омерзения?
Так какую же цель всё-таки преследовал автор, создавая свою "Виридиану"? Неужели отомстить иезуитам – вчерашним своим злополучным наставникам - за обмороженные уши, пальцы, ноги; за стояние на коленях; за вечную слежку? И как лучшее средство бывший ученик иезуитского колледжа избрал парафраз "Тайной вечери" и прочие великолепные кощунства. Вот только залепил-то он от души пощёчину одним, а багровый след от удара отпечатался и на лицах других.
Намеревался выразить протест?
От перемены мест слагаемых сумма не меняется. То бишь, от того, выходит ли "репортаж" о значимых для верующего человека связях, событиях, атрибутах из-под пера (кисти и т.д.) безусловно талантливого художника, писателя, кинорежиссёра - мастерски, эффектно, или же - грубо и примитивно - передаётся воинствующими феминистками, вернее бездарным убожеством ака PRiot: разница лишь в форме выражения якобы социального, политического, антиклерикального (да хоть как "панк-молебен") протеста, что по сути – одно и то же, да и не ново со времён появления "Истории о повешенном, или Истории Йешу из Нацрата".
Что ж, по "подвигу" и награда: кому-то - отлучение от Церкви и Золотая пальмовая ветвь, другим же – арест и сомнительные комплименты.
П.С. Информация к размышлению.
"Сидят как-то в аду, в одной камере, писатель и убийца. И вот заходит к ним демон и, обращаясь к убийце, говорит, что его мучения закончились, и он может быть свободен.
- Как?! - возмущённо кричит писатель, - человека, который убил стольких людей и просидел в аду всего несколько столетий, вы отпускаете, а меня - всего лишь писателя - держите здесь уже тысячелетия! Справедливо ли это?!
- Видишь ли, - отвечает демон, - и этого убийцу, и имена его жертв за прошедшие века забыли даже их потомки, а вот тебя помнят, так как книги твои развращают души до сих пор..."